- Спасибо за поддержку, - сказала я ей, выбрасывая розовый бант и целлофан в мусорку. – Ставлю десять баксов, что мама принесет пирог в горшочке.
Мамин практически-самодельный куриный пирог в горшочке при жизни был моей любимой едой. Весь покрытый корочкой снаружи и с сочным куриным великолепием внутри. Я уже по нему скучала, несмотря на то, что в моей морозилке их уже штук семь хранилось. Мама вела себя так, словно мне было восемь, и я не в состоянии позаботиться о своем пропитании. Для нее физически невозможно переступить порог моего дома, не принеся с собой еды. Как-то раз она пыталась всучить мне сырные крекеры из своей сумочки, пока мы стояли посреди моей кухни.
Как и бабушка Рути, мама приписывала посмертную волю Джетти в отношении меня и Речных Дубов старческому маразму. Очевидно, было бы намного лучше, оставь она семейную резиденцию моей сестре, Дженни, которая смогла бы должным образом позаботиться о доме. Будучи хитроумной, прижимистой, и гордой владелицей профессионального пистолета для клея, Дженни заставила бы Марту Стюарт[9] на своем фоне казаться бездомной нищенкой. И она оправдала каждую надежду, возложенную моей матерью на своих дочерей, тем, что (a) была избрана капитаном группы поддержки в старших классах, (b) вышла замуж за хиропрактика[10] сразу после окончания юридической школы, (c) стала матерью двух мальчиков, Эндрю и Брэдли. Их едва ли можно было назвать детьми; нет, правда, они больше похожи на неугомонных барсуков в футболках «Аберкромби энд Фитч» [11].
Тем не менее, Дженни была твердо убеждена, что плоды, понесенные ее чреслами, дают ей право на автоматическое наследование всего семейного имущества. После того, как я переехала в Речные Дубы, мне стали попадаться множество крошечных «Дженни» меток на огромном количестве тех старинных вещей, которые она «забила». В ожидании дня, когда тетя Джетти упадет замертво, Дженни тайком помечала мебель, статуэтки, и семейные портреты небольшими синими точками, чтобы заявить свои права на то, что считала своей долей наследства. К счастью, довольно твердое и весьма однозначное изъявление последней воли тети Джетти предотвратило то, что, как я уверена, стало бы посмертным грабежом. Но я по-прежнему находила эти метки в самых непостижимых местах. Понятия не имею, как ей удалось поставить их незаметно от меня.
Просто жадный ниндзя какой-то.
Через входную дверь я услышала, как мама делится рассуждениями с моим отцом об этом старом месте и о том, что одинокая девушка, вроде меня, не способна справиться со стрижкой лужайки или прочисткой водостоков. Вообще-то у этого дома не было водосточной системы, но указать на это означало бы дать им намек на мой суперслух.
- Дженни могла бы превратить это место в настоящую «конфетку», - причитала мама, пока они поднимались на крыльцо. - А Джейн, ну, в общем, у нее никогда не было чувства прекрасного. И я очень переживаю, что она живет здесь совершенно одна.
- Она может позаботиться о себе, Шерри, - возразил папа усталым голосом. Вероятно, в течение всех этих дней ему было гораздо труднее иметь дело с мамой.
Мой отец. Что можно сказать о человеке, который читал мне каждый вечер со дня моего появления на свет? И я говорю не о «Спокойной ночи, луна»[12] или «Погладь зайку»[13]. Держу пари, что я - единственный человек на земле, прослушавший две биографии Линкольна до наступления своего первого дня рождения. Папа был главой исторического факультета в местном "общинном" колледже[14]. Это отразилось на его методах воспитания.
Отец был тем, кто убедил маму не принуждать меня к участию в конкурсе «Юная Мисс Хаф Мун Холлоу». Это он заявил, что неправильно сажать меня за стол с другой семьей на свадьбе собственной сестры. Если бы не дурной вкус в выборе вторых имен, папа стал бы Отцом Века.
- Привет, детка, - сказал он, когда я открыла дверь. Папа чмокнул меня в щеку, от него пахло старыми книгами и «Аква Велва»[15]. Прежде, чем я успела ответить, мама сунула мне в руки горячий, обернутый фольгой, сверток и отправилась проверять мою мебель на наличие пыли.
- Не нужно волноваться, милая, все будет хорошо, - сказала она, вихрем проносясь через кухню, чтобы проинспектировать ее на наличие грязной посуды.
Отложив в сторону пирог в горшочке, я выпроводила маму в гостиную прежде, чем она успела начать раскладывать мои специи в алфавитном порядке. И затем мы преступили к нашим обычным пассивно-агрессивным словесным баталиям.
- Не беспокойся, что тебе не удастся найти другую работу, - сказала мама, проводя пальцами по моей каминной полке.
Ответ моего внутреннего голоса: Такое мне в голову не приходило, но спасибо тебе, мама.
- Никто, из тех, с кем я разговаривала, не думает, что увольнение произошло по твоей вине.
Со сколькими именно людьми ты говорила?
- Я уже обсудила с Диди возможность твоей работы в магазине стеганых одеял вместе со мной.
Всемилостивый и всеблагой Святой Иуда[16], отведи беду.
После того, как Дженни и я выпорхнули из родительского гнезда, мама устроилась на неполный рабочий день в «Своевременный Стежок»[17], магазин, специализирующийся на продаже тканей и стеганых изделий. За те пять лет, что она там работает, я получала стеганые жилеты на каждый свой день рождения и Рождество.
Надеюсь, это дает вам некоторое представление о том, с чем мне приходится иметь дело.
Навещая свою мать, я не могла заскочить в этот магазин дольше, чем на несколько минут за раз. У меня обнаружилась аллергическая реакция на сортировку тканей и старушенций, донимающих вопросами, когда же я, наконец, устрою свою жизнь. Работа в этом месте стала бы моим проклятием на вечные муки преисподней, каким бы кругом ада ни заправляли художники по тканям и не в меру любопытные люди.